28 апреля 2015 года в Сахаровском центре был проведен интернет – эфир из цикла «ПравоВидение». В рамках эфира прошло ток-шоу, посвященное непростому вопросу воспитания свободной личности в семье.

Хотя теме было отведено два часа эфира, конечно, глубина и многосторонность этой темы побудила каждого из нас размышлять, вспоминать, сопоставлять  разные точки зрения и разные подходы к такой жизненно важной теме как воспитание свободной личности в семье.

Сегодня мы предлагаем отрывок из книги Симона Соловейчика «Педагогика для всех». Надеемся, что мысли автора будут вам интересны и, может быть, что-то добавят к нашим представлениям о нас и наших детях.

 

Но отчего одни дети и подростки, имея свободу, раскованны, а другие распущенны?

Разница в том, как пришла к ним свобода. К ответственности ведет не та свобода, что дана или подарена, а та, что добыта собственным усилием. Ребенка и подростка развивает не свобода, как иногда думают, а собственное действие по добыванию свободы, самоосвобождение. Достичь подлинной самостоятельности можно только самоосвобождением. Ребенок и на свет появляется сам — самоосвобождением.

Когда ребенка оставляют без внимания, без надзора, без влияния взрослых, короче говоря, без воспитания, когда он растет вроде беспризорного, — он борется за себя в компании сверстников, на это уходят все его силы, и он вырастает духовно бедным человеком (хотя возможны, конечно, и исключения). Когда ребенку приходится освобождаться от опеки родителей, когда он борется за свободу в семье, то скандалы кухонного типа не дают толчка для развития. Подросток добывает внешнюю независимость, внешнюю свободу — чтобы сменить ее на зависимость от сверстников. Для него свобода — лишь разменная монета: здесь добыл, там продал. Самоосвобождения не происходит…

Если в семье мир, если ребенок с первых шагов чувствует себя свободным и знает вкус самостоятельности, то его порыв к самоосвобождению растет, он стремится стать лучше, сильнее, старается освободиться от собственной слабости, неумелости, стремится к мастерству в любимой работе — лишь мастер действительно независим и свободен. Самоосвобождение — это, по сути, то же, что и самовоспитание… Понимая самовоспитание как самоосвобождение, как стремление к самостоятельности, мы даем детям сильное побуждение. Трудись! Борись! Освобождайся и освобождай! — вот и будет самовоспитание…

Порыв к самоосвобождению, поддержанный старшими, и дает самостоятельного, свободного, раскованного — воспитанного — человека.

Вон идет пятнадцатилетний мальчик; взгляните в его глаза, присмотритесь к его походке, перекиньтесь с ним двумя словами, и вы сразу увидите, кто перед вами: скованный человек? раскованный? распущенный? свободный или несвободный? воспитанный или невоспитанный? Распущенный подросток в непривычном для него обществе держится неловко, скованно. Воспитанный же человек, свободный, всюду и везде раскован, свободен в движениях и поступках, он всюду один и тот же.

Воспитание — это научение свободе, научение самоосвобождению.

1. Первый шаг ребенка к свободе — рождение. Ребенок вырывается на свет. Сам! Возможности его, прежде почти нулевые, вдруг возрастают в миллион раз, и мы скорее пеленаем его, чтобы он не наделал себе вреда. Как сказывается обычай туго пеленать на будущем характере ребенка — об этом давно спорят педагоги и психологи, но я не решился бы стать на какую-либо точку зрения. Распеленать легко, но, может быть, у запеленутого, связанного, больше внутреннего покоя. Не знаю.

Второй шаг к освобождению: ребенок выходит из колыбели. Если его не спустить на пол вовремя, то он сам шагнет через решетку кровати, и хорошо еще, если не вниз головой. Снова в тысячу раз увеличиваются возможности и в тысячи раз — опасности. И перестраивается внутренний мир. С первым шагом развитие идет гигантскими темпами. Это решающее время воспитания — полный надзор и, следовательно, полная внутренняя свобода.

Первый шаг ребенка — это и первое «нельзя». Туда нельзя, упадешь, разобьешься! Вот, быть может, самая горячая точка воспитания: первый месяц после того, как ребенок научился ходить. Это как увертюра: с чего мы начнем? С бесконечных «нельзя» — или будем стараться обходиться без них? Можно кричать «нельзя», когда ребеночек тянется к электрической розетке, а можно заклеить ее пластырем, коль скоро в доме маленький ребенок. Убрать книги с нижних полок. Переставить крючок в ванной повыше, чтобы маленький не мог запереться изнутри. Обычно родители, желая облегчить себе жизнь, хотят, чтобы ребенок поскорее усвоил запреты — но так ли это хорошо? Надо ли торопиться? Кто знает, может быть, в этой свободе под надзором, которой больше никогда не будет, то есть в полной внутренней свободе от ответственности, от совести, от необходимости выбирать, вызревает и способность любить, и тяга к самоосвобождению. Она так велика, что ребенок во всем перечит родителям. Сам! Выходит с мамой из автобуса — «Я сам!» А ведь разобьется. Мама подхватывает его под мышки, держит крепко, но приговаривает: «Сам, сам! Вот молодец, сам!» Он все делает наперекор, это называют «негативизмом» — стремлением к отрицанию. Но он ничего не отрицает, он отдается мощному, ничем пока что не ограниченному стремлению к самостоятельности. Для него свобода дороже цели и успеха. Он лучше разобьется, но — сам. Так дитя превращается в личность, а личность — это «самость». «Сам». «Я сам». И если оно укрепится, это стремление, станет ведущей чертой характера, то все дальше будет легче, и даже подростковый трудный период будет нетрудным. Мы даем укрепиться стремлению к самостоятельности в безопасном возрасте, когда ребенок под надзором. Иначе это стремление прорвется в переходном возрасте, когда бунт и негативизм могут привести и к плохим последствиям. Мы приучаем к свободе в пять лет — тогда к пятнадцати подросток уже умеет пользоваться ею. Кто не захотел мучиться с мальчиком от двух до пяти, а вышколил его, сделал удобным для воспитания, тот почти наверняка хлебнет с ним горя в его пятнадцать-шестнадцать лет, если, конечно, не родился какой-то особый, может быть, даже флегматичный ребенок, из тех, про которых мамы говорят: «А мой такой — посадишь его, он и сидит». В старину говорили: нянчитесь с маленьким ребенком, не придется нянчиться со взрослым.

Третий шаг еще более значительный: ребенок, освоив дом, выходит во двор (или в детский сад). Теперь он вступает в долгий период полусвободы- полунадзора, и начинается обучение ответственности. Сначала мама еще рядом, она предупредит об опасности или защитит. Надзор — он же и защита, многие люди и всю жизнь с радостью провели бы под надзором. Потом мама уходит домой, но и ребенок может скрыться, спрятаться дома. Он устает во дворе не от игр, а от самостоятельности. Он бежит домой, но горе ему, если его встречают суровым: «Ты где шлялся? Ты посмотри на себя, на кого ты похож?» Дом должен быть норкой для маленького ребенка и берлогой для большого, для подростка. Когда бы и откуда ни вернулся сын домой, встретим его с радостью. Из многих и многих воспитательных мер я не знаю более сильной, более значительной по влиянию на судьбу, чем радость родных, когда человек входит в свой дом. Все дети, видимо, делятся на тех, кого встречают с радостью, и на тех, кого встречают безразлично, хмуро, сердито. С выговорами и нотациями.

Так просто! Когда сын, сколько бы ему ни было, выходит из дома, мама каждый раз (и даже если у нее гости) провожает его и всегда повторяет: «Осторожнее на улице!», а когда хлопнет дверь — сын вернулся, мама встречает его (даже если у нее сто гостей!) — встречает с радостью. Где он ходил, мы не всегда знаем и знать не можем, но мама все равно была с ним, он от нее ушел, к ней вернулся. Он еще не совсем справляется с собой, но мама с ним, мама в нем, мама добавляет недостающую силу. Ослабляется надзор — должна усиливаться внутренняя, душевная связь с домом, она заменяет надзор. А если ни надзора, ни внутренней связи — пиши пропало.

Но вот и следующий шаг: ребенок выходит со двора в школу. Теперь родительский надзор практически невозможен, на контроль нечего надеяться; теперь затаись, не дыши и старайся дать сыну или дочери побольше домашнего тепла. Он ведь как на передовой сейчас, маленький первоклассник, еще не умеющий открыть свой собственный ранец, а мы — тыл, тыловая служба. Горе мальчику, если на него наступают в школе и предают в тылу, если на него обрушиваются со всех сторон!

Следующий шаг невидимый: выход из детства. С наступлением отрочества освобождается стопор сжатой прежде пружины полового развития, девочка постепенно превращается в девушку, мальчик — в юношу: «Безвестных наслаждений ранний голод меня терзал…»

С новыми неясными мучительными желаниями освобождаются силы характера, дремавшие прежде. Происходит как бы второе рождение, воз-рождение, ренессанс. Другой человек, новый, взрослый, и теперь он может сам добыть то, чего не дали ему родители. С другой стороны, в нем, взрослом, исчезает все то, чего мы так старательно добивались, — исчезает способность к послушанию. Теперь все зависит от крепости внутренней связи с домом. Сумели с детства сделать ее прочной — переживем и трудное время; не сумели — намучаемся.

И, наконец, наши дети выходят из школы — в мир, а затем из родительского дома — в собственный. У них появляется семья и свой первый ребенок. Цикл закончен. С рождением детей как бы заканчивается и рождение родителей. Ведь самый глубокий, биологический смысл воспитания — превращение детей в родителей.

Теперь молодой человек полностью свободен от родительского надзора и полностью лишен свободы от ответственности. Он должен сам регулировать свое поведение, иначе он, увы, возвращается в прежнее положение для доучивания: его лишают свободы, устанавливают полный надзор, и почти никакой у него теперь ответственности.

Выход в жизнь, выход из колыбели, выход из дома, выход со двора, выход из детства, выход из школы, выход из семьи — вот семь главных периодов на пути от рождения до рождения. А там — жизнь и, наконец, абсолютная свобода от всякой ответственности — смерть.

Чтобы от выросших детей была радость, они должны быть полностью независимы от нас материально — и полностью связаны с нами душевно. Чтобы навсегда сохранялось тепло отношений. Ах, какая бывает радость от взрослых детей, если бы вы только знали, читатель! Она ни с чем не сравнима, у нее вкус другой, от нее замираешь. Если же идеал кажется недостижимым (полная независимость — полная взаимосвязь), то лишь потому, что мы, родители, чья первая цель — самостоятельность ребенка, почему-то боремся с этой самостоятельностью не уставая…

Врач-хирург, умный и деятельный человек, спросил меня о своем двенадцатилетнем сыне:

— Я все умею и всему могу научить Сергея. Но как научить его самостоятельности?

Ему, врачу, образованному человеку, кажется, будто на этот вопрос можно ответить в нескольких словах. Многие из нас уверены, что узнать «все о воспитании» можно из одного разговора, из радиобеседы или газетной статьи. Многие верят, будто есть какое-то средство для воспитания самостоятельности, и другое средство — для воспитания мужества, и третье — для воспитания честности. Мы все думаем, что недостатки ребенка — вроде набора болезней и на каждую болезнь есть своя пилюля и своя процедура. Да нет же, это не отвечает действительности!

Как научить сына самостоятельности? Очень просто! Надо помочь ему создать такой внутренний мир, наделить его такой душой, таким духом, чтобы он не бежал от свободы, а стремился к ней и умел управлять собой на свободе. Понятно?

Придержим рвущиеся из души вопросы: «Но как, но как же?» и «Но что же делать?». Мы пока строим лишь одну стену воспитательной постройки, а одна стена не держится. Вся остальная часть книги и представляет собой ответ на простейший с виду вопрос: как вырастить самостоятельного человека.

Соловейчик С.Л. «Педагогика для всех», М., 2000. С. 30-36.