В предыдущей публикации мы привели несколько примеров взаимодействия детей друг с другом, которые можно отнести к агрессивным действиям. В первой истории, когда мальчик в прямом смысле нападал на девочку, преследовал ее, она чувствовала угрозу с его стороны, вся опасная ситуация рассыпалась как карточный домик, как только прозвучал вопрос о том, какое желание испытывал ребенок, преследующий девочку так агрессивно.
Еще не говорящий словами ребенок часто попадает в ситуации, когда его «действия- слова» не понятны взрослому. Ребенок весь целиком существует в языке, все слышит, все понимает, но чаще всего бывает не услышан, не понят.
Почему мальчик из первой истории с понравившейся девочкой и из последней, когда ребенок не хочет взять свободную машину и кататься на ней, а упорствует в том, чтобы сесть на ту, на которой сидит другой мальчик, так странно (с нашей взрослой точки зрения) ведут себя?
Привычный ответ родителей, сопровождаемый снисходительной улыбкой, бывает такой — а им всегда нравится чужая игрушка. Но почему?
Если мы постараемся воспроизвести ход развития ребенка от новорожденности до описанных моментов агрессивности, то мы сможем восстановить, как ребенок начинает выстраивать картину окружающего мира и, как, отталкиваясь от уже имеющегося у него опыта, приобретает новый. Это позволит нам лучше понять происходящие события.
Итак, новорожденный ребенок приходит в мир с достаточно хорошо развитым слухом. Во внутриутробном состоянии он уже слышал и различал голоса папы и мамы и другие голоса близких людей. После рождения слух, запах, развивающееся зрение ребенка, возможность изучить лицо матери руками позволяет ему составить единое целое – мать.
Он отождествляет себя с ней потому, что еще не знает, кто он.
К моменту, когда ребенок начинает передвигаться и контактировать с другими людьми и пока он еще не нашел свою идентичность, не осознал себя, как отдельное «Я», свои желания, механизм идентификации с теми, кто вызывает у него приятные чувства, продолжает активно действовать. Он не знает еще, что он может что-то хотеть сам, а не делать то, что делают другие. Ребенок не садится на другую машину, точно такую же, стоящею рядом, потому что он готов пока делать только то, что делают другие. В раннем возрасте идентификация выступает как основной механизм освоения социального опыта и построение своего «Я». Когда ребенок может сказать «Я сам»— это значит, что он уже осознал свою отдельность и может сделать собственный выбор. Поняв механизм действия ребенка, уже не надо маме тревожиться по поводу того, что ее
ребенок агрессивный (в смысле: нападающий на другого ребенка, не умеющий себя вести), а просто сказать своему малышу: «Тебе понравился Петя, ты хочешь с ним играть?» Но чтобы играть с ним, тебе не нужно становиться Петей. Петя – это Петя и у него свои мама и папа, а ты Миша – у тебя есть я, твоя мама, и твой папа. Он едет на этой машине, а ты можешь сесть на другую, и кататься сам или вместе с ним, но каждый на своей машине». Так каждая мама может помочь своему ребенку постепенно различать предметы, людей, события и выделить в них себя, определить свое место в этом мире.
А что происходит с героем второй истории про матрешку? Уж он-то просто «сорвиголова». Толкает детей без всякого видимого повода. Да и лет ему уже побольше. Здесь, казалось бы, другая причина, но если не спешить развешивать привычные ярлыки, то и в этом случае мы сможем заметить, что причина поведения очень схожая. Мальчик тоже не знает кто он. Вернее он знает, что он, в отличие от других, лишен очень важной составляющей окружающей жизни ребенка – отца. Этот вопрос мучит его, он заставляет его стремиться к жизненному равновесию, как он его понимает, он пытается свою боль передать другим, тем, кто этой боли не имеет. И что в таком случае? Пусть крушит все вокруг, раз такая у него доля?!
В нашем рассказе об этом мальчике, вы, наверное, не пропустили тех моментов, где было описано, как он не один раз обращался к нам за помощью, чтобы, прежде всего, он не оставался со своими вопросами один. Привычные к объяснению поведения детей штампы часто заслоняют нашу внимательную мысль, и мы оставляем без ответа вопросы детей заданные нам их поведением. Мальчику надо было уже ткнуть пальцем в фигуру отца, чтобы я догадалась, что он хочет узнать, что не так в его жизни. Когда вопрос был понят, ребенок весь превратился в слух, чтобы получить те или иные сведения, которые помогли бы ему выстроить такую картину мира, в которой он мог бы иметь своего папу, как и все остальные дети. И первое, что он узнал, что у него, как и у всех папа есть. Есть, не смотря на то, что его нет сейчас рядом с ним. Он узнал, что такие случаи происходят в мире, когда папа не живет рядом, но он такой же, как все, он тоже родился в любви, даже если эта любовь была не очень долгой.
А при чем тут матрешка скажете вы? Это тоже был вопрос, который мы, взрослые не сразу услышали. Он задавал его многократно. Когда ребенок в своей спонтанной игре что-то много раз повторяет – это чаще всего какой-то важный и все еще не разрешенный для него вопрос. В данном случае, играя с матрешкой, мальчик вкладывал в эту игру
глубинное желание найти свои родовые связи, чтобы все нашлись, и собрались вместе: представители старшего, среднего и младшего поколения.
Помните слова мамы: «Я замечала, что даже если я ничего не говорю ему, но просто думаю о его отце, он меняется буквально на глазах. Вся его агрессия уходит куда-то сама собой, а когда эти мысли покидают меня, то он снова становится невыносимым. Но, поймите, я пока не могу говорить с ним об этом, я должна сначала найти своего отца и мать, с которой мы тоже практически не общаемся, хотя живем в одной квартире». Так маленький мальчик, чувствующий непростую ситуацию в своей семье, помог своей маме задуматься о своей жизни, жизни своей матери и понять душевную жизнь своего сына. Говоря о детском агрессивном поведении, мы не можем не говорить о том, как переплетены в этих историях наше поведение с поведением наших детей. Вот еще одна история, произошедшая в «Зеленой дверце». Девочка в возрасте 1г 11м пришла в Зеленую дверцу с мамой и папой. Она ни с кем не
общалась, только с мамой, на окружающих детей посматривала настороженно, даже, можно сказать, враждебно. Когда годовалый малыш взял игрушку, которой она уже не играла, девочка, забравшись к маме на колени, стала настойчиво требовать, чтобы мама пошла и забрала игрушку у малыша. Рассказывая о дочке, мама сказала, что ее в последнее время стало беспокоить такое отношение девочки к другим детям. Чтобы улучшить ее эмоциональное состояние, мама продолжает кормить дочку грудью и не предполагает в ближайшем будущем готовить ее к посещению садика. Мама считает, что ребенка можно готовить к садику только тогда, когда он уже хорошо говорит. А ее дочка говорит очень мало.
Действительно, девочка отчетливо говорит только две фразы: где мама? и мама моя. Хорошо она произносила отдельные слова, прежде всего названия животных, даже сложно выговариваемые. Остальная речь, особенно касающаяся ее самой и своих желаний, была очень неразборчива. Мама сказала еще, что будет думать о детском садике только тогда, когда дочка сможет подробно рассказать, что происходило с ней в детском садике и не обижали ли ее там (прежде всего воспитатели).
Тревоги матерей, связанные с тем, что кто-то может обидеть их детей, желание оградить своих малышей от враждебного мира – очень частая и понятная тема. Как же она связана с обсуждаемой сейчас темой о детской агрессивности?
Ответ пришел из дальнейшего разговора, который продолжился у нас с мамой. Она, казалось бы, совершенно не связанно с темой детского сада, вдруг спросила: «А как вы относитесь к физическим наказаниям маленьких детей»? Я удивилась такому вопросу. Мама, которая только что говорила о том, что она не отдает дочку в садик, потому что боится, что ее будут там обижать, спрашивает о том, можно ли применять физические наказания в отношении маленьких детей. Как объяснила мама, этот ее вопрос связан был с тем, что она не всегда, в последнее время, справляется со своими отрицательными эмоциями в отношении дочери, и это мучает ее.
Как замечает Ф. Дольто, чаще всего наши чувства управляют отношениями взрослые- дети. Перед ребенком раннего возраста взрослый тает от наслаждения: наслаждаются зрение, слух, осязание. А потом, когда ребенок вырастает и становится захватчиком всего маминого внимания, взрослый в один прекрасный день отказывается от этого типа отношений. Ребенок кричит, потому что хочет, чтобы его взяли на руки, как брали, когда он был маленьким, хочет и дальше оставаться в центре внимания, чтобы немедленно выполнялись только его желания.
Совсем недавно мать черпала в ребенке жизнь, опекала его, ограждала его от активности в общении с малышами его возраста и вот наступает момент, когда мать иссякла: чувствуется, что она ничего больше не может сделать, она чувствует, что ребенок стесняет ее жизнь, истощает, утомляет. Мать и не подозревает, что ребенок чувствует идущую от нее сознательную или закамуфлированную агрессивность.
Родители были бы уже и рады автономии ребенка, но поздно: тот самый малыш, о котором чрезмерно заботились, когда он был маленьким, теперь, превращается в домашнего тирана. Так, чересчур изолированная жизнь, создаваемая для исключительной безопасности ребенка, оборачивается, казалось бы, непонятным страхом малыша перед
всеми жизненными проявлениями: незнакомыми предметами, животными, другими людьми. Этот страх и порождает его агрессивное поведение. Все вокруг становится опасным.
Наша история с девочкой, агрессивно относящейся к другим детям, закончилась так. Когда мама завершила свой рассказ о физических наказаниях, ее дочка подошла ко мне с большой игрушечной змеёй, показывая мне открытую пасть змеи. Девочка смотрела мне прямо в глаза, ничего не говорила, но явно задавала немой вопрос. Я на этот молчаливый вопрос ответила так: «Ты хочешь сказать, что большая змея может проглотить кого-то? С тобой этого не случится. Рядом с тобой папа, и он не позволит змее проглотить тебя». Девочка так же молча выслушала ответ, положила змею, отошла и занялась другими игрушками.
Эта история наглядно свидетельствует о том, что наши тревоги, связанные с тем, что кто-то может обидеть наших детей, желание оградить их от реальной жизни, приводят совершенно к противоположным результатам – теперь уже страхом детей перед окружающей жизнью, вызывающим естественную ответную реакцию – защитное агрессивное поведение.
Для предупреждения жестокости и агрессии, по отношению к ребенку, необходимо, чтобы ребенок чувствовал, что его принимают не только мать, другие члены семьи, но и другие люди. Предупреждение агрессии уместно с очень раннего возраста. Это подразумевает, что родители понимают необходимость помощи ребенку в принятии окружающего мира, готовы оказать ему поддержку во всевозможных затруднениях в отношениях со сверстниками. Ранняя социализация малыша в условиях эмоциональной безопасности – необходимая прививка, предупреждающая жестокость и агрессию.
Предупредить жестокость, насилие может всякий, осмысливший ее причины. Подобная профилактика оберегает и сохраняет потенциальные возможности личности для того, чтобы при желании каждый мог их использовать. Но никакая профилактика не действует при формальном подходе: в самом начале, при рождении, ребенок должен встретить не только разумное, рассудочное отношение, но и любовь всех участников этого события, выраженную в звуках его имени, в музыке слов, обращенных к нему.
Конечно, мы привели не все примеры и обсудили не все возможные причины возникновения детской агрессивности. Но мы сделали первый и важный шаг на пути понимания поведения своих малышей, мы готовы думать и размышлять над тем, насколько мы внимательны к их и своей внутренней жизни.